Художественный руководитель таганрогского Чеховского театра Сергей Герт рассказал о том, как переживает времена, когда маски из традиционной театральной эмблемы стали символом пандемии и переместились со сцены в зрительный зал.
Чеховский театр вернулся к «мирной жизни» после вирусного карантина со слезами на глазах.
- Такого волнения мы ещё не испытывали», - вспоминает Сергей Герт. – Перерывы в творческой деятельности бывали и раньше, но этот – вынужденный – оказался особенным и психологически очень сложным.
- Но восстановление произошло? Или расхожее пророчество, что теперь жизнь никогда не будет прежней, сбывается?
- Да, восстановление произошло… Театр - это ведь такое место, попадая в которое ты оказываешься в другой жизни и уже через несколько минут можешь забыть и про разбитые дороги, и про мусор на улицах, и даже про коронавирус. Тут ведь нет телевизоров – никто не нагнетает страсти. И вот ты переключаешься на другую жизнь, которую тебе показывают. Пусть хотя бы на два часа…
- Кстати, насчет того, «что показывают»: на репертуарную политику как-то повлияет этот кризисный отрезок времени?
- В результате пандемии люди стали беднее. Они будут ходить в театр реже. Когда люди живут в целом хорошо, им хочется, заняв место в зрительном зале, пострадать, испытать катарсис, поплакать… А когда людям жить сложнее, то им проблемные спектакли не совсем хочется смотреть. Им хочется увидеть что-то яркое, красочное... Так вот нам кажется. Поэтому спектакли, которые будут выпущены до нового года, они именно такие.
Одна постановка - комедия «Звёздный час» Кена Людвига - история про театр, про оперного певца. Вторая – «Тогда в Севилье». Втрое название – «Дон Жуан». Это пьеса нашего автора Самуила Алёшина, написанная ещё в 50-е годы, когда драматурги хорошо писали. По сюжету Дон Жуан - это женщина. Вот такая версия. В планах создать такой настоящий испанский спектакль-карнавал. И это пока всё, на что хватает ресурсов.
- Которых стало ещё меньше?
- Театру сейчас особенно тяжело - в зале теперь всего 200 зрителей может находиться, согласно новым требованиям. В результате расходы театр несёт как на полный зал, а получает денег гораздо меньше. Причём невозможно просчитать, сколько их будет, потому что так называемая «капсульная» рассадка…
- Что это означает?
- Мы же не знаем точно, какие места будут проданы, потому что, к примеру, пришли трое зрителей вместе - им три места продали. А следующие все вокруг – уже, значит, не продаём.
- Игра в морской бой?
- Да, такой «морской бой». И сложно прогнозировать, сколько мест будет продано. Плюс расходы, связанные с санитарными нормами – маски, дезинфекторы. Раньше мы ставили спектакли за счёт того, что мы зарабатывали. Вот простой пример с точки зрения экономики: если раньше спектакль сыграли на 400 человек - получили 150 тысяч дохода, то теперь это может быть всего 40 тысяч. А затраты на выпуск спектакля – около полутора миллионов рублей. Вопрос – сколько потребуется времени, чтобы заработать и поставить хотя бы один спектакль? Вот с чем мы сейчас столкнулись.
- Что изменилось в зале кроме рассадки? Может быть, атмосфера стала иной?
- Сейчас играть стало тяжелее - видишь полупустой зал и при этом не видишь лиц. Они в масках. И это делает реакцию зрителей совсем иной. Такое ощущение, что все мы разъединены тревогой, страхом. Хотя, те, кто пошли в театр, они, конечно, бесстрашные. Да и все мы, кажется, уже бесстрашные. Почти перестали верить в те ужасы, которые показывают и рассказывают. Устали бояться и недоумевать, почему на рынок - можно, в маршрутку – можно, а репетировать трем артистам нельзя.
Мы, конечно, пользуемся введёнными правилами, но порой кажется, что они написаны в жанре фарса. Вот, например, инструкция от Роспотребнадзора о том, на каких условиях могут работать театры: «Поющие и выразительно говорящие артисты на репетиции соблюдают дистанцию не менее 4 метров…». Но мы, наверное, невыразительно говорим.
До нового года репертуар свёрстан, а дальше всё туманно. Московские режиссёры тоже не хотят строить никаких планов, общее настроение – подождём, что будет. Под вопросом вообще вся новогодняя кампания.
- Но даже в эти суровые для искусства времена кажется, что единого профессионального театрального сообщества в стране не существует...
- Нет, это не кажется. Увы, так и есть. Причем, источником многих проблем театра являются сами театральные деятели, подчас думающие прежде всего о том, как что-то урвать для себя. По-моему, катастрофа началась тогда, когда театры стали делить на федеральные и муниципальные. Что это значит - что в провинции зрители должны получать какое-то искусство на двух табуретках, а за тем, что получше, ехать в областной центр, а ещё лучше - в Москву? Мы, конечно, испытываем чувство гордости, что в столице есть прекрасные театры с современным оборудованием, но хотелось бы, чтобы и в нашем было не хуже.
- Время переходить в онлайн?
- Театр - это искусство сопереживания. Никакие компьютерные технологии не заменят живого искусства. Если зритель придёт и будет сопереживать тому, что происходит на сцене, подключаться к эмоциям – плакать, хохотать вместе с актёром - это театр. А зрелище на экране это уже что-то другое, может быть, сериал… Но только не театр психологического направления. А ведь наш театр именно этим всегда отличался и поэтому был востребован и за рубежом. И будущее, думаю, именно за таким театром.
Беседовал Виктор ГАЛЬПЕРИН
Источник фото: автор
